Доклад инструктора осведомительного отдела Лепорского о городских слухах и настроениях, 1 декабря 1919 г.

Из сборника документов "Последние дни колчаковщины" Центрархив. М., Л., 1926. С.67-68.

Начальнику Ново-Николаевского осведомительного отделения

Я пишу о "слухах", о тех слухах, которыми переполнен воздух, от которых никуда не скроешься, которые переходят непроизвольно, как всякий звук, но из которых создается представление - мнение и в результате известное отношение, действие, тактика. Слухи эти разнообразны, часто противоречат друг другу, но в разных вариациях ясно звучит общая усталость, жажда мира, покоя; но это было бы еще полгоря, а главное то, что "потеряна надежда" на победу? Надежда, без которой немыслим успех никакого дела. Вот этой-то надежды, воодушевляющей и побуждающей, у большинства нет. Если и тлится эта надежда у немногих, то в связи с надеждою или на сверхъестественную помощь божию, или на вмешательство союзников. До падения Омска это не так было слышно, теперь же слышно везде. Сидите ли вы в кафе, ходите ли по базару или на вокзале, - везде таинственные, чудовищные, прямо - таки сказочные рассказы о сдаче Омска, и как на главную причину сдачи - отсутствие твердой власти, распорядительности и, что обидно, говорят к моменту появления красных у нас в Омске не было военачальника - распорядителя, и в результате бежал кто куда мог, чувство животного страха и личного самосохранения преобладало над всеми другими соображениями. Сообщают, что в г.Омске осталось до 40.000 солдат, 4 генерала и до 7.000 офицеров, из которых часть осталась сознательно, не желая бесцельно проливать кровь, а другая часть не могла выехать. По одним версиям они расстреляны, а по другим им объявлена амнистия. Одни сообщают со слов "очевидцев", другие слышали от "лиц, заслуживающих полного доверия", что в Омске по улицам рассыпан сахар, разбросана мануфактура и столько обмундирования, что его хватило бы на всю армию. Одни слушают со вздохом, другие - с проклятием по адресу тех, кто допустил до этого, кто не обмундировал армию своевременно, и большинство выражает пожелание повесить в назидание потомству в каждом городе по интенданту. Нельзя сказать, чтобы хорошее отношение было и к железнодорожной администрации. Говорят, что большинство богатых, купив вагоны, набив их всем, чем можно, до кошек и собачек включительно, превратив вагон в Ноев ковчег, преблагополучно отбыли в "страну восходящего солнца". Многие выражают пожелание, что таких "патриотов" оставшееся имущество реквизировать, самих задержать и отправить в пределы совдепии. Опять стали поговаривать в городе о мире и о Принцевых островах. Недальновидных, - а их большинство, - живущих настоящей жизнью, не заглядывающих в будущее, эти слухи радуют. Это понятно и в этом наше несчастье. Нет духа, а ведь успех-то войны, еще Наполеон сказал, "на три четверти зависит от духа войск и на одну только четверть от реальных сил". И вот теперь вопрос времени и жизни - поднять этот упавший дух, но как это сделать, - в этом весь секрет. На одних действуют идеи, на других - животный страх. Беседуя, прислушиваясь к пессимистам, я подметил два течения: одни говорят, что могло бы еще быть спасение, если бы правительство работало в контакте с крайними левыми, сделало бы радикальную чистку в министерствах, упразднило бы разные штабы, за сотни верст находящиеся от поля битвы и только тормозящие, предоставило бы широкую инициативу легендарным героям, каковыми считают Пепеляева, Каппеля, Казагранди и др. Другие - простаки, в большинстве питают надежду на Семенова; у него, говорят, живет кто-то из династии Романовых; вот, говорят, если бы за ними, так весь народ ринулся бы и смел всю нечисть, и за границей наши шансы повысились бы. А в общем народ волнуется, слушает, живет ожиданиями, а сам ничего не делает да и не желает делать. Надежда потеряна. Нет духа. И кто отыщет этот секрет - поднять дух, тот и спасет родину. Дай бог, чтобы я ошибся в пессимистическом изложении слухов.

Сотрудник - инструктор Лепорский.