К а м с к и й
Автор путевых набросков, относящихся к жизни Сибири в 1919 году. Напечатаны в брошюре "Сибирское действо". Петербург, Госиздат, 1922
в Омске
И всё-таки, хотя в городе имелись министерства, ставка и Любинский проспект, Омск выглядел непрезентабельно, Екатеринбург был более блестящ. Стоило свернуть с Любинского, который был битком набит экипажами и людьми, как сразу же начинались кривые, затопленные чёрной грязью переулки, подслеповатые домики, размытые канавы, заборы, харчевни, лавчонки, серенькая диковатая глушь сибирских городов. На улицах валялись лошадиные черепа, дохлые крысы, тряпки... Правда, черепа наводили на мысль о раздолье степей, допотопности и проч., вплоть до геологических соображений о поверхности Сибирской равнины, но город от этого не выглядел лучше. Несколько скрашивали общее впечатление лишь редеющие над некоторыми крышами флаги "союзных и дружественных держав". В самом центре города, в так - называемом "Доме Свободы", помещался Совмин - символ, которым обозначался Совет Министров. Тут заседали омские домовладельцы и покинувшие прилавок буржуа. Колчак жил в особняке на берегу Иртыша, причём, по кварталу, где находился особняк, иногда ходить было можно, а иногда нельзя, в зависимости от состава и настроения часовых. Большую роль играл, по-видимому, и костюм прохожего. Ставка занимала огромное здание Управления Омской железной дороги. Это было громоздкое, наполненное служащими учреждение, в котором главным занятием легионов прикомандированных офицеров было ковырять в носу и поглядывать на часы. Так как одной ставки казалось для этого недостаточно - устроили ещё Главный штаб и штаб Верховного главнокомандующего.
Омск довольно велик, но несколько десятков больших и хороших домов города не могли удовлетворить спросу на них, и всюду чувствовалось несоответствие формы с содержанием, которое стремились в неё втиснуть. Учреждения с чрезвычайно громкими названиями, найдя дом получше, громоздились в него по несколько штук. Две-три булочных, будучи приспособлены лишь к обычным потребностям города, моментально распродавали товар и весь день стояли закрыты; бани не могли вместить всех желающих мыться, прачки не успевали стирать бельё; рестораны разваливались от впиравшей публики. Благодаря этому, город приобрёл характер временного посёлка, лагеря...
Уличная толпа Омска резко разнилась по месту, где её наблюдать. Толпа Любинского проспекта состояла, главным образом, из союзников, чиновников, военных и дам. Тут можно было видеть великолепные туалеты, отлично сшитые френчи, фуражки всех ведомств, безукоризненные панамы, порфели, ослепительное бельё. Всё это в несравненно большем количестве, чем на главном проспекте Екатеринбурга. Но Любинский проспект был только узеньким ручейком среди всего остального Омска. На кривых, запутанных улицах были люди - там встречались рабочие в заплатанных рубахах, суровые и замкнутые, там уныло бродили оборванные солдаты, скромно пробегал туповатый и хитренький, занятый своими коровами и огородами сибирский обыватель, сновали беженцы, мещане, мелкие чиновники, вдовы, торговцы и разный пришлый тёмный люд. О, этот люд, набившийся в Омске со всех уголков России! - Около цирка, утром на Втором взвозе или толчке можно было видеть его. Кого только не было тут: продавцы лотерейных билетов, шарманщики, трактирные гармонисты, шулера, какие-то брюнеты в стоящих колом голубых рубахах, продавцы кораллов, субъекты в кепках с поднятыми воротниками пальто... Толчок кишел ими, всюду поблёскивали их бойкие жадные глаза, скалились крепкие зубы, все они хотели есть, но есть даром и хорошо, все любили весело пожить и в то же время ничего не делать. Вечером в притонах и харчевнях, под хриплый лай граммофонов, среди табачного дыма, визг женщин и звон бутылок, этот люд веселился. Широко нёсся из открытых окон в темноту улиц разгульный гомон и рёв и причудливо переплетался в воздухе с нежными июльскими мелодиями, которые долетали из садов и дорогих ресторанов, где развлекалась фешенебельная публика Любинского проспекта.
Кто хоть раз после двенадцати часов ночи был в омских ресторанах и погребках, тот надолго сохранит в памяти лица, положения и общую картину виденного. В общем, рестораны были средоточением всей жизни и деятельности Омска. В них билось сердце сибирского действа, к которому и стекалась вся грязь и все нечистоты. Здесь-то особенно ярко вспоминались, прибретая ещё более уродливый и нелепый смысл, жалкие разговоры о воссоздании страны, Учредительном собрании, борьбе за культуру и цивилизацию, и в пьяном шуме и крике, в сладострастных звуках тустепа и танго тонули и бесследно исчезали слова Колчака о спасении родины, правах народа, все те красные слова, из-за которых на фронте лилась в это время кровь.
Ресторанная публика, как и в доброе старое время, состояла, главным образов, из буржуа и военных. Но омские кутежи носили особый, специфический привкус. Так пить могли только в этом городе и лишь в описываемое мною время.
Половина присутствующих были кокаинисты, форминисты и эфироманы. Циничные и пресыщенные, с каким-то утончённо-бесшабашным бесстыдством в словах и жестах, наглые и развратные, они были омерзительны, эти скоты, думавшие, что они походили на эллинов...
Время-от-времени, на страницах газеты действительно мелькали имена довольно крупные. Попался с миллионным мошенничеством министр, следом за ним занимавший пост по снабжению армии генерал. Впрочем, генерал - "принимая во внимание его заслуги" - вскоре снова появился на Любинском.
Процесс следовал за процессом, один другого громче и скандальнее. Ловили, осуждали, снова ловили, но большенство оставались всё-таки непойманными...
Добрая половина мужского населения города были военные, но далеко не все они под разными предлогами дезертировали с фронта или разъезжали "по своим делам". Штабы и всевозможные управления тыла колчаковской армии были, что называется, битком набиты. В Омске существовало, например, морское министерство (весь флот заключался в одной моторной лодке на Иртыше), имевшее огромный штат служащих и массу прикомандированных морских офицеров. Подогнув снизу белые брючки, они бесстрашно плавали в "Аквариуме" и по Любинскому проспекту...
Нужно сказать, что в Сибири занимали ответственные должности или совершенно молодые люди, так сказать, Наполеоны гражданской войны, или весьма ветхие старцы, давно уже потерявшие всякое представление о времени, но в больших чинах. Старцев было значительно больше, их старательно выкапывали и привозили в Омск из самых глухих и отдалённых углов. Наполеоны носили название молодой России, старцы фигурировали в качестве зрелых, государственных мужей и каждую речь начинали обязательно словами: "я мыслю" или "я не мыслю иначе, как..."
Чувствуя себя так, как будто они уже были в Москве, министерства и всевозможные департаменты Омска вели дело на широкую ногу, по-столичному. Директора принимали с часу до двух, вице-директора немного долее, по коридорам сновали десятки личных секретарей, у дверей торчали грозные швейцары, а в приёмных залах царила благоговейная тишина и с трепетом ожидали возможности увидать громовержцев понурые посетители.
Омск любил обстановку, шик, торжественность, любил звонкие титулы и громкие слова. Какие парады, обеды, встречи и чествования устраивались там! Какие произносились речи!
Из своего угарного чада Омск не видел ни фронта, ни самой Сибири. С каждым днём положение делалось всё более шатким, и параллельно всё безобразнее становилось управление. По городам и деревням разъезжали карательные отряды, пороли, громили, и среди населения всё грозней и грозней назревало озлобление и негодование.
Колчак метался. Сегодня советовался с главарями чёрной банды, давал назначения новым генералам, выгонял только что перед этим назначенных, назавтра бросался к "кооператорам", созывал совещания, комиссии, съезды, взывал к общественности.
В сознание Омска закрадывалось сомнение относительно скорого взятия Москвы и триумфа, ожидающего там победителей. Чем дальше, тем жадней и безобразней становилась трактирная свистопляска, бессильней лепет Совмина, больше гуляло на Любинском офицеров и нелепей отдавались приказы и распоряжения.
Назначавшиеся Колчаком генералы мелькали с кинематографической быстротой.
Какой-то досужий человек занялся подсчётом находившихся в это время в Омске мужчин и опевестил население, что город может выставить ещё столько же бойцов, сколько имеется на фронте. А фронт, безостановочно продвигаясь, находился не так далеко. Тюмень и Челябинск были оставлены.
Омск чувствовал, что пошатнулся, и делал судорожные усилия выпрямиться. Был объявлен крестовый поход.
На крестовый поход, по-видимому, возлагались большие надежды. Новый главнокомандующий Дитерихс оповестил о своём вступлении в командирование приказом, начинавшемся, приблизительно, следующим образом:
-- "Осени себя крестным знаменем, православный христианин"...
Но ощутительных результатов кампания не давала, запись в крестоносцы шла плохо.
Одновременно с организацией крестового похода велись переговоры с Семёновым, с Сибирским и дальне-восточными казачьими войсками.
1. Главная улица города (ныне - часть ул.Ленина).
2. Бывший генерал-губернаторский дворец. В 1922 г. в нём разместили областной краеведческий музей.
3. Этот дом принадлежал купцу Капитону Батюшкину. Колчак поселился в нём после провозглашения его Верховным правителем.
4. Все лучшие здания в городе были заняты многочисленными учреждениями и организациями.
см. Карту города.
Министерство путей сообщения - в здании Управления Омской железной дороги и доме по ул. Костельной.
Главное управление по делам вероисповеданий - в здании частной женской гимназии Эйнарович на Губернаторской улице.
Экономический Совет - в речном училище.
В доме на углу ул.Думской и Часовитинской жил командующий английскими оккупационными войсками полковник Нокс. Командующий французскими войсками полковник Жанен занимал второй этаж дома по ул.Думской, на первом этаже размещался штаб Чехословацкого корпуса.
В здании по ул.Лермонтова, 61 находилась Чехословацкая контрразведка полковника Зайчека.
На ул.Тарской в здании склада сельхозорудий Эльворти - Секретный отдел, в Епархиальном училище - английские оккупационные войска, несшие охрану Колчака; в гостинице '"Европа" - иностранные представители и крупные чины.
В Доме судебных установлений размещался Сенат и Министерство юстиции. Морское министерство - в общественном собрании.
5. Главным рестораном в летнее время в Омске был ресторан городского сада "Аквариум", который располагался на правой стороне Оми от железного моста до ТЭЦ. Наверху кинотеатра "Гигант", построенного здесь в 1908 г., находился буфет, где играла музыка. На Любинском проспекте и Дворцовой улице при гостиницах "Россия" и "Европа" были рестораны с музыкой и дорогими закусками. Много было в городе и погребков.
